Вчерашний праздник середины лета был отмечен очередным ливнем при плюс 17, походом в бар и тем, что я таки дописал флафф, который начинал писать три раза, и каждый раз бросал со словами: «Я буду гореть в аду!»
Слишком много терзаний из-за семисот слов, решил я и доточил.Сюр, укур, ангст и флафф в одном флаконе, обоснуй был в другом флаконе, я этот флакон сначала потерял, а потом разбил!
Ну и я бы все-таки сказал ООС.
пост-комикс, НАМЕКИ К/Дж, PG-13? намеки такие намеки Дженсена начало клинить где-то через неделю после встречи со Стеглером. И сначала Пуч даже не обратил внимания, когда после очередного коктейля, выкинув яркий зонтик прямо на песок, Дженсен заявил, что Кугар жив. Пуч посчитал, что Дженсен выражается метафорически, и похлопал его по плечу, сказав какую-то банальность про то, что все мы живы, пока про нас помнят.
Дженсен дернулся, зло посмотрел на Пуча и сказал:
- Он действительно жив.
Пуча резануло по нервам, но он списал болезненную реакцию Дженсена на жару и духоту. У Пуча самого по такой погоде ум заходил за разум и дико болела отсутствующая фаланга пальца, почему бы и Дженсену не мучиться фантомными болями.
Но потом это вошло в привычку. Будучи трезвым, пьяным, под кайфом или нет – рано или поздно Дженсен съезжал на тему тех самых событий, и рано или поздно упирался в одну и ту же фразу, произносимую с небольшими изменениями.
- Он не мог погибнуть, - упрямо повторяет Дженсен.
- О чем ты говоришь? - устало спрашивает Пуч.
Дженсен не разговаривает с пустыми углами, не слышит голоса, не кидается на людей, но его тупое, несгибаемое, маниакальное упрямство в чем-то даже более тревожно.
- Кугар не погиб, - снова говорит Дженсен, и Пучу хочется ему врезать, но вместо этого он в который раз пытается достучаться:
- Ты сам сказал, что ему минимум три раза попали в грудь, мать твою. Не говоря о том, что там был ядерный взрыв! Как – просто скажи мне – как, черт побери, он мог по-твоему выжить?!
- Он не мог погибнуть, - как заведенный повторяет Дженсен.
- Да ты совсем спятил, чувак.
- Нет. Он не мог погибнуть.
- Хорошо, – Пуч не хочет этого говорить, но нужно как-то выводить Дженсена из сумрачного состояния, - Если ты так уверен, что он выжил, зачем же мы улетели оттуда и бросили его? Хороший же ты друг, раз бросил его подыхать.
Пуч готов к тому, что Дженсен разозлится, пошлет его к черту, полезет в драку в конце концов. Но он только смотрит на него пустыми глазами и опять повторяет:
- Он не мог погибнуть.
Пучу становится не по себе.
Он встает, в раздражении кидает мятую купюру на стойку и уходит, бросив напоследок:
- Знаешь, мужик, я надеюсь, ты сам понимаешь, что порешь херню.
Он не идет сразу в отель, а шляется по пляжу, засунув руки в карманы, и думает о том, что, похоже, остается один, и что многое отдал бы, чтобы Дженсен был прав.
Дженсен возвращается в номер только под утро, он заходит в комнату, бросает ключи на столик, грохает рядом бутылку, и только потом включает свет.
После чего облокачивается о стену и, чуть запрокинув голову, смотрит, не отрываясь и не моргая.
Когда пауза затягивается слишком сильно, Кугар поднимается из кресла.
- Подожди, постой там, - сказал Дженсен. - просто подожди.
Кугар непонимающе хмурится.
- Иначе я просто разревусь, а это будет отвратительное и жалкое зрелище, обещаю. И совсем-совсем не крутое. Абсолютно. Настолько некрутое, насколько что-нибудь вообще может быть не крутым. То есть если был бы конкурс по некрутости…
Дженсен тараторит, но голос у него быстро садится, и к концу сбивается на сиплый шепот, а потом он замолкает посреди фразы, роняет голову на грудь и закрывает лицо ладонью.
И так даже лучше, потому что теперь Кугар может шагнуть вперед и обнять его.
Дженсен не спрашивает - как. Не спрашивает - почему его не было так долго, где он был, что с ним случилось; он ничего не спрашивает, только вцепляется в отворот жилетки так, что слышится треск кожи.
Он шепчет, что полгода - это чертовски долго, это чертовски, чертовски, нечеловечески долго.
Он шепчет, упершись лбом в плечо, рассказывая насколько это дольше, чем два дня, неделя, несколько часов и целая вечность, пока ему не отказывает даже шепот, а потом долго молчит, и Кугар чувствует, как он судорожно сглатывает.
Кугар осторожно проводит ладонью по его всклокоченным волосам, Дженсен вздрагивает, поднимает голову и смотрит почти дико, потом тянется и невесомо касается шрама на щеке. И сразу отдергивает руку, будто обжигаясь, но тут же прижимается так, что Кугар пошатывается.
- Тук-тук, тук-тук, тук-тук, - говорит Дженсен, и Кугар не сразу понимает, что он озвучивает его сердцебиение, а когда понимает, тихо смеется, и Дженсен неуверенно ему вторит.
- А Пуч говорит, что я спятил, - говорит Дженсен позже. – Он же не прав?
Он смотрит при этом прямо, со смесью отчаянья и еще чего-то такого, что Кугар, возможно, даже слишком поспешно мотает головой.
NOW KISS
/*и это всё, что я могу сказать*/